Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый - Пётр Фёдорович Алёшкин
Современные трактовки военного коммунизма в отечественной историографии[153] развивают модернизационное направление. Представители данного направления не отрицают влияния конкретных чрезвычайных обстоятельств на государственную политику, однако основное внимание акцентируется на осмыслении попытки модернизации Советской России на основе марксистской модели. Отличие от плюралистического направления заключается в различии исследовательского методологического подхода: в модернизационном направлении используется парадигма модернизации на основе собственной идентичности.
В начале 2000-х гг. Е. Г. Гимпельсон в последней книге, посвященной нэпу, не мог обойти вниманием оценку предшествовавшей политики. В этой связи нельзя не отметить существенную эволюцию его воззрений, далекую от прежнего традиционалистского подхода. Термины «военный коммунизм», «военно-коммунистический» автор употреблял без всяких кавычек, за что, как упоминалось выше, ранее он жестко критиковал других авторов. Но главное заключается в том, что Гимпельсон объявил: главной целью правящей партии с момента взятия ею власти было построение социализма[154] (здесь любопытно сравнить данное заключение с его же критикой И. Б. Берхина в свое время). Да и ленинское признание оказалось кстати («на экономическом фронте, с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение»). Критически оценивая «доктринальные утопические» и «догматические» идеи большевиков, Гимпельсон подчеркивал, что направленность формирования и функционирования политической системы определялась идеологическими постулатами большевиков: строительство социализма, диктатура пролетариата, государство как властная сила, преобразующая общество, монопольная государственная собственность, руководящая роль коммунистической партии. Вместо прежнего тезиса об обусловленности политики военного коммунизма чрезвычайными обстоятельствами Гражданской войны и военной интервенции автор констатировал, что в 1918—1920 гг. сформировалась советская «военно-пролетарская» (или «военно-коммунистическая») политическая система как механизм осуществления политики правящей Коммунистической партии[155]. Автор отмечал, что к концу Гражданской войны стала очевидной несостоятельность военного коммунизма: «военный коммунизм загнал страну в тупик, из которого не был виден выход», эта политика «всей своей тяжестью придавила российских крестьян, превратив их по существу в крепостных советского государства». В результате, подчеркивалось Гимпельсоном, крестьянские восстания создали угрозу самому существованию Советской власти, недовольство крестьян стало смертельной опасностью для государства[156].
В современной литературе высказывается мнение, что трактовка ленинских теоретических конструкций в качестве дальнейшего развития и обогащения марксистской теории является односторонней и ограниченной. Оценивая с современных позиций систему воззрений Ленина, получившую наименование «ленинизм», исследователи выдвигают точку зрения, которая рассматривает его как одну из версий понимания, трактовки и применения марксизма, прежде всего и главным образом к России. Мыслительная активность Ленина по развитию марксистской теории происходила по преимуществу в инструментально—прагматической области, связанной с применением марксизма (концепция применения входит в состав теории практики теории)[157]. Высказывается и еще более категоричная оценка: попытка подобного инструментального применения ортодоксального марксизма к реалиям крестьянской страны породила проявление как догматических трактовок, с одной стороны, так и проявлений «революционного ревизионизма», с другой[158].
Заслуживает внимания современное историческое диссертационное исследование Г. Я. Ямпольской, в котором, на материалах Воронежской и Курской губерний, автор рассматривает процесс складывания и функционирования военно-хозяйственной диктатуры как важнейшего звена политики военного коммунизма в 1917—1920 гг. Подчеркивая, что политика военного коммунизма изучена лишь фрагментарно, автор работы выразила точку зрения, что «военно-коммунистическая» модель общественного устройства складывалась постепенно, под влиянием как теоретических установок марксизма (в их большевистской трактовке применительно к российской действительности), так и под воздействием чрезвычайных обстоятельств военного времени. Военно-хозяйственная диктатура определяется Ямпольской Г. Я. как социально-экономический блок политики военного коммунизма и его реализация в условиях, когда «революционное насилие» со стороны государства стало главным методом осуществления хозяйственной политики большевиков в годы Гражданской войны. Политика военного коммунизма в целом и ее социально-экономический блок – военно-хозяйственная диктатура, в частности, по оценке исследователя, имели деструктивные результаты и последствия, они стали фундаментом для дальнейшего постепенного складывания в стране «победившего социализма» административной модели развития общества[159].
В характеристике военно-хозяйственной диктатуры в диссертационном исследовании отмечается тесное переплетение функций гражданских общественных и государственных структур с чрезвычайными силовыми и хозяйственными военизированными органами. В работе показано, что в Черноземье от политики военного коммунизма пострадали не только кулаки, но, прежде всего широкие слои среднего крестьянства, поскольку на местах деление крестьян на середняков и кулаков было весьма условным и в значительной степени зависело от позиции местных властей. По заключению автора работы, Советская власть через продразверстку практически безвозмездно и полностью изымала из крестьянских хозяйств сельхозпродукцию, лишая основных ее производителей не только возможности развивать производство, но и жизненно необходимых продуктов питания. В Черноземье продразверстку осуществляли жестокими силовыми методами комбеды, военизированные и чрезвычайные отряды Продармии, военпродбюро, ЧК, ЧОН. Обращается внимание, что, несмотря на отлаженный аппарат насильственного изъятия продовольствия, непомерно завышенные плановые нормы продразверстки никогда не выполнялись. В разоренном войной и непосильными реквизициями красных и белых Черноземье он оказался низким, не превышая по валовым показателям 50—65%, а по некоторым видам продукции – от 1% до 18% от плановых установок[160].
Немаловажное значение для понимания феномена военного коммунизма имеет периодизация Гражданской войны в России. До 1980-х гг. окончание Гражданской войны советские историки датировали 1920 г., связанным с ликвидацией военных фронтов «красных» и «белых». В советской историографии хронологические рамки 1918—1920 гг. являлись каноническими. В начале 1980-х гг. окончание войны продлили до конца 1922 гг., обозначив период 1921—1922 гг. нейтральным определением «ликвидация последних очагов Гражданской войны и интервенции». В числе «последних очагов» фигурировала охватившая страну «вспышка политического бандитизма»: антоновщина, махновщина, крестьянские восстания в Сибири и Поволжье, басмачество в Средней Азии и др.[161]
В 1990-е гг. была предложена новая периодизация истории Гражданской войны в России. Так, Ю. А. Поляков в хронологических рамках 1917 – 1922 гг. определил, что Февраль 1917 г. положил начало Гражданской войне в России, а Октябрьская революция стала ее главным рубежом. В хронологии войны в нашей стране выделены шесть этапов: 1) февраль-март 1917 г. (насильственное свержение самодержавия, открытый раскол общества по социальному признаку); 2) март-октябрь 1917 г. (неудача российской демократии в попытке установить гражданский мир, усиление социально-политического противостояния в обществе, эскалация насилия); 3) октябрь 1917 г. – март 1918 г. (свержение большевиками Временного правительства, установление Советской власти, новый раскол общества, распространение вооруженной борьбы, в т. ч. Брестский мир как один из факторов раскола); 4) март-июнь 1918 г. (локальные военные действия, формирование белых и красных вооруженных сил, террор с обеих сторон, дальнейшая эскалация насилия); 5) лето 1918 г.– конец 1920 г. («большая» гражданская война между массовыми регулярными армиями, иностранная интервенция, партизанская борьба в тылах, милитаризация экономики); 6) 1921—1922 гг. (постепенное затухание Гражданской войны, ее локализация на окраинах и окончание)[162].
Современные исследователи связывают окончание Гражданской войны с разрешением проблем, породивших революцию. Основное внимание уделяется земельному вопросу и участию в ней крестьянства. Сегодня хронологические рамки Гражданской войны в России определяются, как правило, 1917 – 1922 гг.[163] Отличия проявляются во внутренней периодизации: исследователи выделяют в различных версиях от 4 до 6 периодов. В контексте изучаемой темы важно восприятие 1921—1922 гг. не просто в качестве дополнения, а значимой и полновесной части Гражданской войны в России. Представляется, что природа гражданского противоборства в данный период значительно глубже бытующих определений «малая гражданская война», «война после войны» и пр.
Во второй половине 2000-х гг. произошло заметное снижение исследовательского интереса к истории крестьянства в целом и, в частности, к протестному движению. Отдельные аспекты данной проблематики получили освещение в более общих работах[164], в региональных исследованиях[165], в научных статьях[166].
Позитивным явлением последнего времени в российской историографии является появление коллективных обобщающих трудов. В 2010 г. вышло в свет энциклопедическое издание «Гражданская война в России: Энциклопедия катастрофы». Это первый опыт обобщающего взгляда из сегодняшнего дня на один из ключевых периодов советской истории (следует отметить, что это также первый опыт энциклопедического издания по Гражданской войне после советской энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» 1983 г., изданной колоссальным тиражом – 150 тыс.
